|
Украинская эмоциональность
Все исследователи украинской духовности пришли единогласно к заключению,
что украинцы отличаются эмоциональным характером, то есть, что в их жизни
эмоции играют большую роль и часто даже преобладают над интеллектом и
волей.
В особенности категоричный был относительно этого В.Липинский, который
писал в своих "Письмах к Братьям-Земледельцам": "Несчастливое
географическое положение, благоприятные данные природы и хаотичная мешанина
разных рас образовали в жителях Украины чрезмерную, часто страстную чувствительность,
которую не выдерживают ослабленные легкой борьбой за физическое существование
и причинами политического характера воля и интеллигентность".
Дм.Чижевский в "Очерках из истории философии в Украине" (1931
г.) тоже писал: "Безусловной чертой политического уклада украинца
является эмоционализм и сентиментализм, чувствительность и лиризм; наиболее
ярко обнаруживаются эти черты в эстетизме украинской народной жизни и
обрядности; с эмоционализмом связаны, безусловно, и значительные влияния
протестантской религиозности в Украине, потому что одной из сторон протестантизма
является высокая оценка в нем "внутреннего" в человеке; одной
из сторон эмоционализма есть и своеобразный украинский юмор, который является
одним из наиболее глубоких проявлений "артистизма украинской нации".
Дм.Чижевский, как видим, подчеркивает в украинском эмоционализме главные
положительные стороны, которые отразились в украинском духовом творчестве,
В.Липинский вместе с тем останавливается больше над губительностью этого
украинского эмоционализма для наших политических состязаний и вообще для
нашей общественной жизни: "Чрезмерной чувствительностью (при пропорционально
слабоватой воле и интеллигентности) поясняется наша легкая пылкость и
скорое охлаждение; поясняется тоже щепетильность на мелочи и равнодушие
к действительно важным вещам, которых различать от мелочей не умеем. Все
наши одушевления со слезами, молитвами и "всенародными" пениями
- проходят так же скоро и неожиданно, как они и появляются. Обнаружить
наше хотенье в ясной и продолжительной идее и закрепить его продолжительной,
длинной, организованной, последовательной и умной работой нам тяжело потому,
что внимание наше, не управляемо поводьями воли и ума, все время распыляется
под влиянием новых эмоций, которые уничтожают предшествующие. Достаточно,
например, подразнить чью-то мелкую амбицию или мелкое хотенье, чтобы он,
под влиянием этого мелкого раздражения, забыл об идеалах и хотенье, решающего
иногда для бытия всей нации. При таких условиях политика как умение организовать
и осуществлять умом и волей определенные постоянные хотенья и идеи в Украине
наиболее тяжелая и неблагодарная работа. Успешно вести ее можно только
тогда, когда принять методы организации, развивающие волю и ум, устанавливающие
хотенье и идею и ограничивающее чрезмерную чувствительность и романтическую
гасконаду, что из нее следует...".
В.Липинскому вторит М.Гоца в кол. львовском "Вестнике" (г.
1938, VI): "Туманность, неясность и разнозначение понятий и идеалов
- вот наибольший грех, которым может грешить политическая мысль. После
такой неясности идет всегда неопределенность емоциональная, безнаправленность
и безмотивность волевая, а с тем разногласие и шаткость чинов... Эта неясность
наиболее проявляется в эмотивной странице души. Есть такое неопределенное
психическое состояние, которое является деградацией всех обозначенных
эмоций в одну - умиление. Умиление - будничное явление нашей публичной
жизни..." (ст. 451).
Можно было бы привести и другие голоса, которые единогласно твердят об
украинской эмоциональности, но и приведенных хватает, и тем более, что
любой из нас имел возможность непосредственно наблюдать, как легко верят
разным клеветам, как легко приходят в негодование - изменяют свои политические
ориентации. Типичным представителем этой украинской эмоциональности может
служить всем известный Владимир Кириллович Винниченко, очень впечатлительный
и чувствительный писатель-художник, который, к сожалению, и всю свою политику
проводил под знаком своих эмоций...
Эмоциональность - большой дар Божий, так как она лежит в основе каждого
искусства, каждого творчества, но в наших неумелых руках этот Божий дар
превратился в Божье наказание. От нас зависит возвратить ей первоначальное,
творческое, а не разрушительное значение.
Кайзерлинг метко охарактеризовал человеческую душу как "организм
ощущений и эмоций". В своей интересной и глубокой работе "Интимная
жизнь" он писал: "Линней сделал большую ошибку, классифицировав
человека как homo sapiens. He потому, понятно, что глупые составляют огромную
массу человечества, потому, что человек - это прежде всего животное, которое
ощущает". Каждая высшая религия обращает внимание на развитие чувства,
а не разума, и в христианской мифологии и литературе персонификацией интеллекта
выступает обычно дьявол (напр., у Гете, у Франко, у Карлуччи), что своими
умственными аргументами сбивает человека с пути набожности. И даже в обычном
нашем разговоре, если мы называем кого "извергом", то есть лицом,
которое утратило "человеческий образ", имеем в виду не дурака,
а человека, лишенный высших эмоций любви, сожаления, сочувствия, милосердия,
пристрастия.
Наши украинские философы, отмечая эмоциональность украинского народа,
не пугались ее, а, наоборот, усматривали в ней примету нашего национального
высочества.
Так, Памфил Юркевич, украинец с Полтавщины, что в 60-х гг. XIX ст. преподавал
историю философии в московском университете, в своей работе "Сердце
и его значение в душевной жизни человека" дал украинской эмоциональности
более широкое философское обоснование.
"Заметная вещь, - писал по этому поводу д-р Я.Ярема в несправедливо
призабытой ценной работе "Украинская духовность в ее истор. культурных
проявлениях" (Львов, 1937), - что Юркевич, деятельность которого
приходится на время расцвета природоведческого позитивизма, духом которого
жила почти вся тогдашняя постепенная Россия, остался (в духе украинской
традиции) непоколебимым антиматериалистом и антирационалистом... По этому
поводу ему приходилось даже много вытерпеть со стороны тогдашних постепеновцев"
(ст. 53).
На культуру "сердца", то есть ощущения, обращают главное внимание
также и Сковорода, и Гоголь, и Кулиш, и Шевченко, и далекий их предшественник
Ив. Вишенский. Вдохновением человеческих сердец духом евангельской любви
задумывали и Кирило-Мефодиевские Братчики сменить весь общественно-политический
порядок на лучший, освободить Украину и свести славян в одну братский
союз народов.
И эта их ориентация на евангельскую любовь была небезосновательная: разве
же не Христос начал новую эру в истории человечества, преподнесши именно
любовь, то есть одну из высочайших эмоций, к высочайшей добродетели и
ставя в зависимость от нее спасение души? Не зря же называет Кайзерлинг
Христоса "первым сознательным пионером чувства человечности!"
Задача каждого христианина - лелеять это чувство человечности, беречь
"человеческий образ", что по св. Письму, был создан также по
образу Божьему.
Смотря с этой точки зрения, надо признать, что т.н. поступь, - та известная
нам всем техническая поступь, которой наиболее восхищаются в СССР и в
США, и что в ней мы наблюдаем безусловный упадок наших эмоций и самого
чувства человечности, не может не вызвать совершенно ясных предостережений,
которые и делает цитированный уже нами Кайзерлинг: "Если человек
- существо, которое главным образом ощущает, - пишет он, - то всякая поступь,
которая уменьшает чувствительность человека или калечит ее, это - ошибочная
дорога, которая ведет к потере "человеческого образа".
Такой "поступью" объясняются причины большевистской нечеловеческой
жестокости и американской холодной бездушности и все большей деморализации
и все большей духовной обедненности тех европейцев, у которых всякая эмоциональная
или чувствительная связь (родственное, супружеское чувство) считается
приметой провинциальной отсталости, недостатка цивилизованности... А тем
временем, как отмечает Кайзерлинг, то, что человек приобретает извне на
свободе, отвергая цепи чувства, то отметится на нем метаться внутренней,
органичной потерей. В своем чувствительном уединении человек теряет свою
душу, которая сохнет и губит физиологический субстрат всякой духовной
инициативы. Отсюда - тот коллективистический идеал, тот Идеал группы,
в которой человек как личность может растопиться, исчезнуть. Лишенный
интимной родственной жизни, человек дрожит от холода и старается заступить
качественное количественным. Эта сторона модерного коллективизма, на который
до сих пор не обращали надлежащего внимания, по мнению Кайзерлинга, имеет
огромное значение.
О большой опасности для общества, которое происходит от недостатка здоровой
эмоциональной жизни, писал Кайзерлинг в своих "Южно-американских
раздумываниях": "Брак, любовь, приятельство делаются из года
в год все более слабыми связями. Из года в год все реже находится настоящий
дух солидарности. В США эмоциональность не играет уже даже наименьшей
роли в общественной жизни; в Советской Росси ее преследуют как общественного
врага, как когда-то Римская Империя преследовала христианство, которое
тогда рождалось. В Советской Росси признают за словом "любовь"
только смысл обычного полового акта. Браки завязываются и решаются в несколько
минут (это было написано в 1932 г. - Е.О.), - так наверняка обеспечивается
от углубления ощущений, задетых в эмоции, связанной с супружеской жизнью.
Что же касается приятелей и родственников, то на них накладывается моральная
обязанность доносить друг на друга политической полиции" (ст. 235-236).
Пока дело зависит от эмоции, можно еще надеяться, что ненависть изменится
на любовь, и что война и масакри закончатся миром. Но там, где эмоции
не играют ни какой роли, где властвует лишь безжалостная сухая логика,
- там властвует и логическая смерть, там война делается тотальным истреблением,
там финансовые интересы идут к своей цели через трупы людей, а интересы
государства, то есть наиболее частое только кучки людей, которые оказались
при власти, доказывают к народоубийсв, массовым истреблением населения,
как это мы видели в Украине во время искусственного голода 1923 г.
Нормальный человек нормально ощущает. Но, чтобы быть нормальным, он должен
жить в нормальных условиях родственной жизни, приятельских отношений,
общественного солидарного сотрудничества и соревнований за идеалы. Как
утверждает Кайзерлинг, даже биологическое развитие человека невозможно,
если он не имеет возможности развивать и контролировать свои эмоции. В
конце концов, уже Дарвин отметил, что, напр., потеря вкуса к музыке может
быть вредная даже для развития интеллекта и морали человека, так как она
"ослабляет, эмоциональную часть нашей натуры" (с. 183).
Музыка, как и каждое искусство, рождается всегда из эмоции: "Родившаяся
из сердца, ты найдешь путь к другому сердца", - написал Бетховен
на маргинесси своего "Кирие", которое так растрогало Вагнера,
что он "под его влиянием написал одну из извеснейших тем своего "Тристана".
Художественная деятельность - не привередливость художника, она коренится
в его внутренней необходимости превратить свои эмоции в движение, в творчество.
Каждая глубокая эмоция, как метко заметил Оверстрит, это прежде всего
желание: любовь - желание сделать кому-то что-то приятное; ненависть -
желание его уничтожить; страх - желание убежать; гордость - желание казаться
большим и т.д. И так художественное творчество - это только последствия
эмоционального давления, от которых художник должен освободиться. Кроме
этой первой цели - самоосвобождение, художественное творчество преследует
и другу цель - желание произвести впечатление на других. Каждый человек
старается всегда передать свои эмоции другим людям. В основе этого натурального
желания лежит эмоция симпатии, которая создает фундамент всего общественного
здания, и о ней еще в 1886 г. французский психолог Е. Clay написал: "Симпатия
- это эмоция, которая вырождается у нас от того, что нам кажется эмоцией
или ощущением нашего ближнего" (Е.Сlау, ст. 234).
В странах, которые достигли уже некоторого культурного развития, художественное
творчество имеет еще и другое эмоциональное побуждение - желание славы,
которое происходит также из нормального для каждого человека желания найти
в других людях понимание и похвалу собственных идей.
Эмоция, которая дает жизнь художественному произведению, служит также
средством для приобретения и распространения знания, как это утвердили
Е.Клеи, Джем Сулли и прочие психологи. Она принуждает высшие наши "центры
сконцентрировать внимание на том, что вызывает нашу эмоцию, и таким образом
заостряет нашу способность познания всех тех явлений, которые находятся
в связи с вызванной эмоцией, и что их художник схватывает интуитивно и
открывает другим в своем художественном произведении.
Глубокие эмоции поднимают весь наш организм, и в этом их привлекательность.
Люди, которые через какие-то неблагоприятные условия жизни или из-за органического
вырождения теряют возможность жить глубокой эмоциональной жизнью, начинают
искать замену эмоциям, натыкаясь на большие опасности. К ним принадлежат
более активные типы, которые изменяют свою скучную серую жизнь на жизнь
полную приключений в охоте на хищных зверей, в покорении высоких гор (альпинизм),
в революционной деятельности, где риск опасности соединяется с глубокими
эмоциями товарищеской привязанности, солидарности, жертвенной преданности
идеи и т.д.
Но есть и другая категория людей, которая ищет глубоких эмоций чужими
средствами. Это - эмоциональные паразиты, не способные превращать эмоции
в какой-либо творческий почин. Их распространение - несомненная примета
общественно опасной болезни.
Вильям Джеме рассказывал об одной россиянке, которая в царские времена,
сидя в театре, проливала слезы над трагической судьбой героя оперы, но
оставляла своего извозчика все это время мерзнуть на морозе. Кто-то мог
бы восхищаться большой душевной чувствительностью той русской и высказывать
глубокое сожаление, что женщину с такой тонкой чувствительной душой социальная
революция выгнала из страны, но Вильям Джеме лучше ее понял. Он назвал
ее "чувствительность" фальшивой эмоцией театрального характера:
та русская наслаждалась фикцией страданий, оставаясь целиком равнодушной
к настоящим страданиям своего извозчика. Настоящие эмоции, которые происходят
из глубины сердца, а не порождаются театральными фикциями, требуют, вследствие
упомянутого выше закона симпатии, переноса и распространения на другие
лица. Иначе они вырождаются в бесплодный сентиментализм, яд души. Чтобы
его избегнуть, В. Джеме оставил нам такой совет: если какое-то искусство,
какая-то поэзия, какая-то музыка или театральная драма вызовут у нас глубокие
ощущения, не оставляйте их бесплодными, делайте что-то: сделайте кому-то
что-то приятное, скажите кому-то какое-то ласковое слово, поделитесь нашими
эмоциями, иначе они превратятся в токсины, и одним из тех токсинов может
быть собственно сентиментализм (Оверстрит, цит. тв., 222).
Вспомните давних римлян. Чего добивались они от своего правительства
во времена империи? Дарового хлеба и - эмоций. Цирковых соревнований и
атлетических игр. Вместо того, чтобы самим заниматься спортом, римляне
времен империи хотели ограничиваться зрелищами. Надо было нанимать профессиональных
атлетов, чтобы развлекать римлян. Но желание эмоций, как и желание наркотиков,
постоянно возрастает. То, что щекотало нервы вчера, сегодня уже не производит
никакого впечатления. Поэтому стало необходимым, чтобы атлеты не только
соревновались между собою, но и убивали друг друга. Наконец, чтобы удовлетворить
желание все более сильных эмоций, бросали пленных на арену цирка и их
там - на глазах всех присутствующих - пожирали дикие звери. В театре реализм
достигал таких размеров, что наши отважнейшие настоящие спектакли кажутся
в сравнении с ними очень скромными - артистов, например, если надо было,
в самом деле распинали на сцене и т.п. А зрители, комментируя те спектакли,
говорили, что они пережили глубокие эмоции. Но это были паразитарные эмоции,
- и римская империя неудержимо катилась в бездну упадка (Вильям Феллс,
1949).
Констатируя по Кайзерлингу упадок настоящей эмоциональной жизни в СССР
и в СГА* и в других "поступательнных" странах мира, разве мы
не видим в них расцвет того "паразитарного" эмоционализма, который
находит свое наибольшее проявление в спортивном (чужими средствами!) энтузиазме
и в трогательном кинематографе?
Доказано, что у всех дегенератов нервы и мозг притуплены, и потому они
реагируют только на сильные впечатления, и этих сильных впечатлений ищут,
хотя в нормальном человеке эти сильные впечатления вызвали бы только боль
и неприятные чувства. Этим собственно поясняются так называемые отклонения
ненормальных людей. Нормальный человек чувствует потребность в весьма
сильных впечатлениях только тогда, когда его впечатлительность и чувствительность
уменьшаются временно от болезни или переутомления, ему хватает нормальной
эмоциональной жизни. Но механизация, автоматизация, стандартизация общественной
жизни и работы и упадок родственных и супружеских эмоций создают такое
ненормальное состояние вещей, что во всех т.н. "передовых странах"
поднимается настоящий вопль тревоги, который регистрирует и д-р Виктор
Поше в своей книге "Дорога счастья", цитируя Фенелона: "Люди,
которые уже имели несчастье привыкнуть к весьма сильным наслаждениям,
теряют способность наслаждаться более умеренными впечатлениями и всегда
томятся от скуки в неспокойном поиске радости".
Такое состояние вещей вынудило и Кайзерлинга сказать: "В наши дни
у народов, меньше всего ушедших вперед, в модерном понимании этого выражения,
эмоциональное состояние души сохранило свою первоначальную силу. Это,
без сомнения, наиболее здоровые народы, лучше всего защищены против общественного
разложения и наиболее жизнеспособные..." ("Интимная жизнь").
Вот поэтому меня собственно и не пугает украинская эмоциональность, которая
наносит нам до сих пор так много вреда в нашей политической действительности
- она дает нам ручательство, пока остается естественной, большой жизнеспособности
и талантливости нашего народа, который не мог себя достойно показать только
благодаря совершенно ненормальным условиям нашей жизни в порабощении.
Без сомнения, мы должны сохранить и лелеять здоровую эмоциональность,
так как развиваться и расти можно только на почве того, что уже имеем.
Но надо обратить внимание и на развитие нашей личности. Должны идти к
этому путем медленного воспитания, но во всяком случае не отбрасывания
нашей эмоциональности, не высушиванием нашего сердца, не уничтожением
нашей человечности - теориями, которые происходят из уже вырожденного
мира, где воцарилась мертвая логика, так как мертвое не может дать жизни.
Тогда осуществится то, о чем писал В.Липинский в своих "Письмах":
"Наша эмоциональность, наш политико-руинницкий, слишком чувствительный
темперамент может стать неоценимой творческой силой, если мы его вредные
политические последствия наверстаем организованным и постоянным воспитанием
в наших людях с ранней молодости... ума и воли. Так как эта наша эмоциональность,
которую нельзя приобрести ни в одной школе, с умом, логикой, памятью и
волей, которые соответствующей школой увеличить можно, разрешит нам нашей
пылкостью, буйной творческой имагинацией и большой страстностью сделать
за короткое время то, на что другие нации, с холодным и нечутким темпераментом,
требовали бы много больших усилий и много больше времени".
Тем не менее считаю нужным еще раз повторить: наша самостоятельность
сможет стать "неоценимой творческой силой" только в том случае,
если она будет развиваться в нормальных условиях здоровой родственной
жизни, в ласке материнской любви, под суровой родительской опекой, под
ласковым глазом деда или бабы, в приязненных товарищеских отношениях между
братьями и сестрами и школьными товарищами. Если же она не будет иметь
этой необходимой для своего нормального развития основы, она может выродиться
в ту бессердечную сухость и жестокость, о которую мы вспоминали выше,
или в тот бесплодный сентиментализм и паразитарный эмоционализм, которые
свойственно здоровую эмоциональность отвергают.
Но почему именно придаю я такое значение жизни в нормальной здоровой
семье для развития здоровой эмоциональности? Отвечу на этот запрос словами
уже цитированного здесь Кайзерлинга: "Чувство и эмоции не простираются
далеко, их "жизненное пространство" принадлежит полностью сфере
интимной жизни. Мы должны очень осторожно относиться к словам человека,
который уверяет в своей любви к человечеству, но одновременно проявляет
свое нежелание к ближним. Возможно, что этот человек действительно искренне
хотел бы добра человечеству, то есть его мысли и проекты действительно
могут быть посвящены этой цели, но чувствовать этот человек абсолютно
ничего не чувствует. Все так называемые "господа" человечества,
которые фигурировали в истории, были, без исключения, людьми холодными
и жестокими. Вместе с тем наибольший гений любви, которого только мы имели,
приказывал нам любить своего ближнего. Так как фактически мы можем любить
только ближнего. Чувства не идут дальше, вне него. Лишь способом, так
сказать, молекулярного соединения, вследствие контактной метаморфозы,
распространяясь от одной интимности ко второй, может возродиться более
просторная "любовь..." ("Интимная жизнь")
__________________________________
* Соединенные Государства Америки (Соединенные Штаты Америки)
Онацкий Э.
Народное творчество и этнография
|
